"Создавая экспортоориентированную среду" - интервью с главой Российского экспортного центра

Глава Российского экспортного центра (РЭЦ) Петр Фрадков в интервью Review рассказал о готовящейся реформе экспортных субсидий, планах по объединению АО "Российское агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций" (ЭКСАР) и Росэксимбанка, а также перспективах роста несырьевого экспорта на фоне повышения цен на нефть.

— Вы говорили о необходимости реформировать систему экспортных субсидий. Как именно это может быть осуществлено? Будет ли сокращено число субсидий?

— Наша задача заключается не в том, чтобы просто придумать меры для поддержки экспортеров — нужно, чтобы этими мерами можно было пользоваться. Мы должны быть единым окном с точки зрения доступа к мерам поддержки, соблюдая, с одной стороны, вменяемые сроки для экспортеров, с другой — все требования к бюджетной дисциплине. Мы оперируем субсидиями, которые выделяются из средств федерального бюджета, и здесь нам совсем не хочется попадать в какие-то истории, которые могли бы порождать вопросы.

Субсидии — это очень эффективный механизм поддержки экспорта, это все признают, и нет ни одной меры поддержки, которая экспортерами была бы признана как ненужная, более того, по отдельным направлениям мы заканчиваем год с очень большим дефицитом. Первые полгода мы пытались внедрить практику использования субсидий, экспортеры еще учились, смотрели, как это работает, а когда вошли во вкус под конец года, то начался ажиотаж, появились очереди. Но с точки зрения соблюдения бюджетной дисциплины процедура получения субсидий очень сложная — это действительно занимает достаточно большое время, требует огромного количества бумаг, решения могут откладываться, что не всегда позволяет получить ее вовремя. Сейчас все субсидии носят компенсационный характер, то есть сначала экспортер несет издержки, а затем приходит за субсидией. Но мы прекрасно понимаем, что хотелось бы, чтобы этот разрыв по времени был не такой длительный, потому что экспортерам, особенно небольшим компаниям, критично изъятие средств из оборота. Если этот разрыв не сократить, то экспортер к этому процессу, так или иначе, будет относиться с некоторой долей скепсиса, думая: "Ну что-то я выиграю, но в итоге все равно теряю, потому что разрыв большой". По многим субсидиям это большая проблема, и сроки компенсации могут доходить до нескольких месяцев, что ни нас, ни экспортеров совершенно не устраивает.

Вторая часть проблемы — это большое количество субсидий. Один и тот же экспортер может обратиться за разными видами субсидий, но субсидии администрируются совершенно по-разному различными ведомствами и их уже около 16 штук. Это вызвано разными причинами. Так, когда разрабатывали механизм субсидий, мы учитывали узкие запросы экспортеров и пытались каждый случай обработать в виде конкретного механизма. Но многим нужна не одна субсидия, а несколько, и здесь уже нам достаточно тяжело их администрировать в рамках "единого окна", так как государственными распределителями бюджетных средств являются ведомства — это и Минпромторг, и Минэкономразвития, и Минсельхоз. Они в рамках своих процедур распределяют нам эти субсидии либо распределяют их напрямую экспортерам, но через нашу агентскую функцию. Такой процесс порождает достаточно сложную комбинацию и самих субсидий, и форм их получения, поэтому родилась идея оптимизации этой системы, объединения субсидий по какому-то из принципов.

Сейчас обсуждается несколько вариантов оптимизации. Первый формат — их объединение в рамках одного ведомства, грубо говоря, для того, чтобы у нас в целом была некая экспортная субсидия. Тем самым они будут укрупнены хотя бы с точки зрения коммуникации с одним из органов власти. Второй формат — чтобы все субсидии предоставлялись именно через РЭЦ. Не РЭЦ как агента правительства, а так, чтобы можно было избежать трехсторонних отношений, чтобы средства выделялись Российскому экспортному центру, а он бы уже эти субсидии распределял экспортерам, отчитываясь перед проверяющими органами о потраченных средствах. Безусловно, важно и изменение самих правил для того, чтобы субсидии были более эффективными с точки зрения сроков их предоставления. Я думаю, что мы какое-то решение обязательно должны принять.

— Будут ли смягчены критерии получения субсидий экспортерами?

— Они уже достаточно гибкие. Потребители субсидий, конечно, хотели бы, чтобы они покрывали максимальный объем издержек, чтобы их было легко получать с точки зрения минимального комплекта документов и так далее. Но я думаю, что должен быть компромисс между нами и экспортерами. По некоторым видам субсидий в течение года мы увеличивали долю компенсируемых расходов, вводили новую номенклатуру по товарам, которые субсидируются, расширяя ее и по промышленным товарам, и по продукции сельхозпереработки. К тому же мы разрабатываем намного более гибкую систему по субсидированию процентных ставок для коммерческих банков, в которой все технические и финансовые вопросы банков закрываются с точки зрения применимости к субсидиям. Программа в полном объеме не заработала в этом году, потому что объективно были вопросы со стороны коммерческих банков о ее низкой эффективности.

— На какие субсидии спрос оказался самым высоким?

— Как и предполагалось, это субсидии по компенсации затрат на сертификацию: здесь есть дефицит, они пользуются большой популярностью. Также субсидия по компенсации затрат на получение и подтверждение прав интеллектуальной собственности за рубежом — она небольшая по объему, но ей пользуется много компаний. Есть большой интерес и к субсидии на получение прав на торговую марку.

— А какие у вас ожидания по объему субсидий на следующий год?

— Пока мы с коллегами в проектном офисе договорились, что он точно будет не меньше. Важно говорить и о системности такого планирования. В этом смысле мы ничем не отличаемся от других структур в мире: экспортеры или коммерческие банки, финансирующие экспорт, должны понимать свою бизнес-модель на несколько лет вперед. Экспортер должен рассчитывать на преемственность обязательств, которые государство берет на себя, хотя бы в среднесрочной перспективе. Поэтому вопрос о долгосрочности бюджетного планирования для нас встает достаточно остро.

— В обновленной стратегии РЭЦ написано, что объем поддержанного в текущем году экспорта должен составить $20,3 млрд, из них $8,3 млрд за счет распределения субсидий. Удалось ли достичь этих показателей?

— $20,3 млрд — показатель достаточно амбициозный, он на 50% выше, чем показатель прошлого года. Он будет превышен в этом году, а на следующий год мы предполагаем достижение показателя в размере не менее чем $27 млрд. Общий показатель разделен на две части: одна часть — $12 млрд — это то, что должен сделать сам РЭЦ как институт поддержки, это кредиты, страховая поддержка, весь финансовый инструментарий. То, что мы принимаем на свой баланс. Это и поиск партнеров, консультации, решение вопросов по снятию барьеров. А остальная часть — поддержка экспорта как наша агентская функция. Здесь мы говорим в том числе о распределении субсидий, нашей международной экспансии, продвижении бренда, проведении мероприятий, связанных с маркетплейсами — там большой перечень.

— Как меняется объем страховой и кредитной поддержки ЭКСАР и Росэксимбанком?

— Наша задача, если начать с самого главного,— не конкурировать с коммерческим банковским сектором. При этом мы, конечно, должны создавать условия для того, чтобы банки участвовали в финансировании экспорта. И для этого у нас есть два основных инструмента — собственный механизм страхования через ЭКСАР и механизм прямого кредитования через Росэксимбанк. Сейчас мы видим, что коммерческие банки по достаточно невысоким ставкам сами могут финансировать экспорт — этому способствует и наш механизм по субсидированию процентной ставки. Поэтому на первый план выходит именно механизм снятия рисков. То есть сама ликвидность есть, но мы должны снять риск контрагента той страны, в которую поставляется товар — это инструментарий ЭКСАР. При этом мы прекрасно понимаем, что на этом фоне ниша именно прямого кредитования со стороны Росэксимбанка становится меньше. Однако нельзя исключать, что вновь может наступить такой момент, когда даже при покрытии риска со стороны ЭКСАР коммерческие банки будут не готовы финансировать экспорт. Тогда придется говорить о прямом кредитовании тех ниш, в которые коммерческий сектор не готов идти.

Имея в виду вот эти два момента и волатильность ситуации, мы стали говорить об объединении кредитно-страхового механизма, чтобы он стал более гибким. То есть ресурсы направляются преимущественно либо на покрытие рисков, либо на кредитование. Так государство поддерживает один институт, который, в свою очередь, перераспределяет ресурсы в зависимости от ситуации. Правительству ведь также важно оценивать эффективность своих вложений — даже при понимании перспективности одного и другого направления все равно невозможно поддерживать оба института, а делать это приходится, потому что мы должны быть на плаву. Я думаю, что в ближайшее время мы будем выступать за то, чтобы это решение было окончательным. Поддержка именно с нашего баланса должна быть эффективной для экспортеров, но и менее обременительной для бюджета.

— То есть идея о создании единого юрлица предполагает главным образом слияние ЭКСАР и Росэксимбанка?

— Сейчас группа состоит из трех компаний, но для экспортера нет трех точек входа — она одна, и в целом внутренний процесс принятия решений практически полностью интегрирован. Однако в случае объединения трех компаний в одну большую корпорацию появится возможность работать в формате "единого окна" гораздо более эффективно.

— Как может быть решен вопрос надзора со стороны регуляторов за объединенной структурой?

— Мы ведем переговоры с регуляторами как с точки зрения банковского надзора, так и с точки зрения регуляторики, которая есть на уровне ЭКСАР, хотя агентство и не подпадает под действие закона о страховой деятельности, но и над ним осуществляется мониторинг. Задача — сделать так, чтобы можно было мониторить риски объединенной структуры.

— Какие меры нефинансовой поддержки считаете самыми эффективными?

— Как мне кажется — все. Просто какие-то меры имеют сиюминутный эффект, а какие-то — отложенный. Субсидии по компенсации затрат на защиту интеллектуальной собственности, по сертификации имеют быстрый эффект, а поддержка выставочной деятельности — отложенный, так как надо сначала организовать, компенсировать расходы. Такая же ситуация с омологацией (улучшение технических характеристик) — когда мы компенсируем расходы компании, которые она несет с тем, чтобы выйти на внешний рынок в будущем. Так что какие-то меры дают эффект в том же году, какие-то заложены на два-три года вперед.

— Можно ли выделить отраслевую специфику клиентов РЭЦ? Компании из каких отраслей активнее всего пользуются услугами РЭЦ?

— Наверное, можно. Это в первую очередь наши приоритетные отрасли по проекту — автопром, причем и легковой, и грузовой, хотя раньше мы говорили только о грузовом, это сельхозмашиностроение, железнодорожное машиностроение. В последнем отмечается попросту бум с точки зрения наших возможностей, которые мы видим на внешнем рынке, в том числе ввиду текущей стоимости рубля. Это очень большое направление, которое дальше будет расти семимильными шагами. Также это легкая промышленность, хотя мы привыкли говорить, что машиностроение впереди, но это направление уже догоняет. Речь не только о поставках одежды — это и специальные технические ткани. Ну и, конечно, весь комплекс пищепрома. В общих объемах несырьевого экспорта учитываются и зерно, и подобного рода продукция, но мы в первую очередь поддерживаем продукцию с добавленной стоимостью: мы видим огромный рост этого сегмента — продукции среднего и верхнего переделов, масла, сахара, муки. Это уже брендированные вещи, по ним есть меры субсидирования, то есть на зерно их нет, а на муку — есть. В этом как раз заключается стимулирование экспорта товаров более высоких переделов.

— Как, по вашей оценке, будет меняться доля несырьевых поставок, если цены на нефть продолжат повышаться?

— Непростой вопрос. С одной стороны, итоги этого года более чем положительные: огромный прирост несырьевого неэнергетического экспорта — на 21% по итогам десяти месяцев. Однако мы понимаем, что это связано и с низкой базой прошлого года и ослаблением рубля. К тому же рост обеспечили такие товары, как металлы, зерно. Конечно, в последующие годы такого роста не будет. По приоритетному проекту обозначен стабильный рост несырьевых поставок на 7% ежегодно, но каждый год эту задачу будет сложнее и сложнее выполнять. Поэтому нам важно искать новые точки роста, в том числе по направлениям, которые пока не так ярко выражены — это, к примеру, услуги, в частности образование, медицина, туризм, ИТ. Другой источник возможного роста — повышение доли переработанной продукции. Сейчас около 43% — это продукция первичных переделов, 23% — средняя переработка, 34,2% — верхняя. Чем выше степень переработки, тем дальше мы уходим и от конъюнктурных сложностей, колебаний курса.

Требуется и решение инфраструктурных вопросов. Зерна произвели много, но надо суметь его вывезти, нужны пункты перехода, чтобы было удобно и комфортно экспортировать продукцию, логистические терминалы, электронные площадки. Это такие вещи, которые должны стимулировать не просто рост несырьевого экспорта, а несырьевого экспорта с максимальной добавленной стоимостью. Важно и решение многих вопросов по барьерам, постоянно что-то происходит, но опять-таки всегда остается ощущение неудовлетворенности — что мы что-то недоделали. Это касается и возмещения НДС, и валютного контроля.

Сейчас настал тот момент, когда мы вроде бы сдвинулись с мертвой точки, но теперь нужно создать новую экспортоориентированную среду, чтобы это было не на словах, а в понимании бизнеса и представителей органов власти. Раньше мы говорили, что помимо всего прочего компания должна уметь поставлять на экспорт, но это та ловушка, которая, к сожалению, не дает нам работать. Нельзя компании со своим продуктом жить-жить, а помимо всего прочего еще что-то экспортировать. Она изначально должна создать такой продукт, который будет максимально ориентирован на экспорт, тогда ресурсы, которые направляются на поддержку этой компании будут потрачены более оптимальным образом. Нет самоцели увеличить экспорт, но мы понимаем, что новое экспортоориентированное производство — это конкурентоспособное производство.